"Я думал, чувствовал, я жил". - М.:
Советский писатель, 1971. С. 186-188.
Э. Паперная
Лет сорок с лишним тому назад ленинградское Детское издательство помещалось в Доме книги, на шестом этаже.
Длинные коридоры, строгие кабинеты - учреждение солидное и почтенное. И вдруг из редакторского кабинета доносится песня, да какая веселая! Нет, нет, это не радио, это кто-то поет по-украински в кабинете Самуила Яковлевича Маршака.
Ви, музики, грайте,
А ви, люди, чуйте.
Старимах по домах,
Молодi, танцюйте!
Начинающий автор, молодой паренек, пришел поговорить о своей рукописи. Сам он с Украины и, как выясняется в разговоре, знает много народных украинских песен. И вот неожиданно беседа автора с редактором, по просьбе редактора, заканчивается пением. Увлечены оба. Самуил Яковлевич сидит за редакторским столом, заваленным рукописями и гранками, и, весь подавшись вперед, с большим вниманием и интересом слушает песню. Глаза его блестят за стеклами очков, лицо оживленно, пальцы теребят прядку волос - признак сосредоточенности.
В кабинет входит один из младших редакторов:
- Самуил Яковлевич, мне нужно с вами сверить гранки...
- Подождите. Садитесь и слушайте песню, это вам будет полезно. Какой чудесный ритм! И как лаконично, ничего лишнего. Еще раз, пожалуйста. - И Маршак опять слушает внимательно, слегка наклонив голову набок, как будто вбирает в себя мелодию. Она останется в его памяти, она еще отзовется когда-нибудь в ритме нового стихотворения...
...Вот Самуил Яковлевич несется по коридору издательства, торопится в свой кабинет, озабоченный и чем-то расстроенный.
- Самуил Яковлевич, можно вас на минуточку? - останавливает его детский писатель Хармс.
- Не могу, не могу, дорогой Даниил Иванович. Очень некогда. А что у вас такое?
- Понимаете, Самуил Яковлевич, я вдруг забыл мелодию поморской песни, которую вы мне напели, - говорит Хармс, - как она начинается?
В таком деле отказать нельзя! И занятый по горло Маршак тут же на ходу тихонько напевает своим низким сипловатым голосом:
Уж ты гой еси, море синее,
Море синее, все студеное,
Все студеное да все солоное.
Кормишь-поишь ты нас, море синее,
Одевашь-обувашь, море синее,
Погребашь ты нас, море синее,
Море синее, все студеное,
Все студеное да все солоное...
Суровая своеобразная мелодия этой старинной поморской песни, ее ритм, передающий движения гребцов, постепенно захватывают и Маршака и Хармса. С лица Самуила Яковлевича исчезает озабоченное выражение, разглаживаются складки на лбу - песня прогнала суету...
Миллионы читателей, и маленьких и взрослых, знают книги Маршака, во всем Советском Союзе и во многих странах мира читают и любят его стихи, смотрят его пьесы в театре, слушают музыку, написанную на его слова. Но лишь немногие знают, какая это была музыкальная душа, как он любил народные песни. А сколько он их знал! Где только удавалось, Самуил Яковлевич выучивал полюбившуюся ему народную песню. А нравилась ему далеко не всякая - он отбирал только подлинные, самобытные, выразительные и искренние. Вкус и чутье у него были замечательные! Однажды был такой случай. Два молодых очень музыкальных автора, зная страсть Маршака к народному творчеству, решили его обмануть. Сами сочинили песню - и слова и напев. Получилась довольно удачная подделка под русскую народную песню. Все, кому они пели, считали, что она настоящая народная, всем она нравилась. Тогда шутники пошли к Маршаку. Правда, один из них сомневался в успехе, а второй даже держал пари на плитку шоколада, что песня Маршаку понравится и что он поверит в ее подлинность.
Самуил Яковлевич выслушал песню внимательно, пожевал губами и спросил:
- Где вы эту песню слышали?
Не моргнув глазом, шутники соврали:
- В деревне Синюха, в Гдовском районе.
- Не знаю, - сказал Самуил Яковлевич и задумчиво покачал головой. - Мне кажется, вряд ли она там родилась. Какая-то она гладенькая, малоталантливая.
И пришлось второму шутнику, проигравшему пари, купить товарищу плитку шоколада. Не захватила подделка Маршака, он остался к ней равнодушен. Но зато как он бывал взволнован, когда песня трогала его за живое! Есть старинная русская песня "Три садочка", ее пели женщины, когда провожали рекрутов в царскую армию:
- Ты скажи, скажи, сыночек,
Кого тебе в свете жалко?
- Жалко жену по закону,
А тещеньку по привету,
Еще матушки родимой
Жальней в белом свете нету...
Мелодия этой песни простая и выразительная, в ней слышится такое материнское горе, такая тихая жалоба, что она захватывает всякого, кто любит и ценит народную песню. И когда Самуил Яковлевич услышал эту песню, она вызвала у него слезы. Эту песню он выучил сразу.
Со мной и с Даниилом Ивановичем Хармсом у Самуила Яковлевича был постоянный своеобразный "товарообмен": мы учили друг у друга понравившиеся песни. И каждая песня, которую я ему пела или выучила у него, - дорогая для меня память о Самуиле Яковлевиче.