Б. Сарнов
Человек растет. С каждым месяцем, с каждой неделей меняется его отношение к вещам, которые его окружают. Он вырастает из своей одежды, из своей комнаты, из своего переулка. Он приезжает после летних каникул, и школьный двор, который еще так недавно казался ему целым миром, таинственным и незнакомым, теперь - просто-напросто самый обыкновенный двор, изученный и обжитый. Кубики, "Конструктор", игрушечный заводной самосвал - вещи, еще недавно имевшие для него громадную ценность, теперь вызывают лишь снисходительную улыбку. Ему смешно: неужели эти игрушки еще недавно могли его интересовать? Какие пустяки! Он уже большой. Он вырос. До них ли ему!
Точно так же бывает и с книгами, прочитанными в детстве.
Когда-то ты плакал, когда тебе читали вслух о злоключениях героя. Ты счастливо смеялся его удачам. Но вот прошло несколько лет. Ты уже прочел другие книги. И случайно тебе попалась в руки та - давнишняя, детская. Ты улыбаешься: какими наивными, глупыми кажутся тебе твои вчерашние слезы и смех...
Так бывает часто. Но не всегда.
Я очень хорошо помню, как в детстве мне читали "Сказку о глупом мышонке" Маршака. Мне читали ее не в первый раз, я уже знал заранее о предстоящем печальном конце. Но всякий раз, когда доходило до того, как мышка-мать приглашала в няньки к мышонку кошку, снова и снова к горлу моему подкатывали слезы. А когда звучали последние строки:
Прибежала мышка-мать,
Поглядела на кровать,
Ищет глупого мышонка,
А мышонка не видать...-
я ревел, безудержно, громко, размазывая слезы по лицу, как ревут только в четыре года.
Сейчас, перечитывая эту старую сказку Маршака, я не реву в голос и не плачу втихомолку. Но я не стыжусь своих детских слез, они не кажутся мне глупыми и наивными. По правде сказать, мне и сейчас жаль глупого Маленького мышонка, отвергнувшего добрую тетю Лошадь и доверившегося лицемерной Кошке. Мне жаль его, и всякий раз, когда я дохожу до последних строк, меня начинает тревожить тоскливое чувство, очень похожее на то, которое в детстве вызывало у меня слезы.
Прошло тридцать лет. А я все еще не вырос из этой сказки, как не вырос из "Робинзона" и "Маугли", "Детства Темы" и "Тома Сойера"...
Почему это так? И почему так бывает не со всякими детскими книгами, а лишь с некоторыми, с немногими?
Очень просто. Почему человека перестает интересовать игрушечный самосвал? Да потому, что он проникся сознанием, что самосвал ненастоящий. А он уже вступил в тот возраст, когда ему интереснее смотреть на настоящий, чем наслаждаться всей полнотой обладания игрушечным.
Детские стихи Маршака - настоящие.
Но что это значит: настоящие стихи? И чем отличаются они от не настоящих?
Принято думать, что существует только один критерий: мастерство, техническое совершенство. Даже К. Чуковский в своих "заповедях", обращенных к поэтам, собирающимся писать для детей, говорит об этом так:
"По мастерству, по виртуозности, по техническому совершенству стихи для детей должны стоять на той же высоте, на какой стоят стихи для взрослых". И вывод: "Поэзия для маленьких должна быть и для взрослых поэзией"1.
Вряд ли стоит доказывать, что техническое совершенство- условие, как говорят в математике,- необходимое, но недостаточное для того, чтобы стихи стали поэзией. Все дело в том, что в пору, когда К. Чуковский впервые задумался над своими "заповедями", даже это, недостаточное, условие казалось недостижимым идеалом.
"...За двумя или тремя исключениями, - говорит К.И. Чуковский, - отвратительно пошлой и жалкой была детская литература предыдущей эпохи. Делали ее главным образом либо бездарности, либо оголтелые циники, и было похоже, что она специально стремится развратить и опоганить детей. В дореволюционное время я уже лет десять кричал об этом в газетных статьях, и все мои крики, как я понимаю теперь, означали: нам нужен Маршак" ("Высокое искусство").
Когда у нас говорят о том, что Маршак был Колумбом, первооткрывателем и создателем настоящей поэзии для детей, имеют часто в виду только то, что раньше, мол, специально для детей, как правило, писали халтурщики, графоманы, люди малоодаренные и подчас даже не очень грамотные. И вот впервые в поэзию для детей пришел большой мастер, отдавшийся этому делу всерьез, принесший в детскую поэзию критерии высокой профессиональности, мастерства.
Чтобы показать всю несостоятельность или, мягко говоря, недостаточность такого взгляда, я приведу несколько стихотворений для детей, написанных в начале нашего века.
УЧИТЕЛЬ
Кончил учитель урок,
Мирно сидит на крылечке.
Звонко кричит пастушок.
Скачут барашки, овечки.
Солнце за горку ушло,
Светит косыми лучами.
В воздухе сыро, тепло,
Белый туман за прудами.
Старый учитель сидит, -
Верно, устал от работы:
Завтра ему предстоит
Много трудов и заботы.
Завтра он будет с утра
Школить упрямых ребяток,
Чтобы не грызли пера
И не марали тетрадок...
ВЕТХАЯ ИЗБУШКА
Ветхая избушка
Вся в снегу стоит.
Бабушка-старушка
Из окна глядит.
Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег...
Бегают, смеются,
Лепят снежный ком,
Звонко раздаются
Голоса кругом...
В снежном доме будет
Резвая игра -
Пальчики застудят, -
По домам пора!..
СНЕГ ДА СНЕГ
Снег да снег. Всю избу занесло.
Снег белеет кругом по колено.
Так морозно, светло и бело!
Только черные, черные стены...
И дыханье выходит из губ
Застывающим в воздухе паром.
Вон дымок выползает из труб;
Вон в окошке сидят с самоваром;
Старый дедушка сел у стола,
Наклонился и дует на блюдце;
Вон и бабушка с печки сползла,
И кругом ребятишки смеются.
Притаились ребята, глядят,
Как играет с ребятами кошка...
Вдруг ребята пискливых котят
Побросали обратно в лукошко...
Автор этих стихов - не Соловьева-Аллегро, не Мария Моравская и даже не Валерий Брюсов. Это - Блок.
В этих стихах виден не только, как принято у нас говорить, "достаточно высокий уровень мастерства". В них есть и живое ощущение предмета, и кристальная ясность выражения ("В воздухе сыро, тепло, белый туман за прудами..."; "Так морозно, светло и бело! Только черные, черные стены...") Иначе говоря, в них есть черты истинной поэзии. Нет в них только одного: Александра Блока.
Тот огромный, трагический, совершенно особый мир, представление о котором мгновенно возникает в нашем сознании при имени Блока, ни одной молекулой не проник в эти стихи. Более того! Блок, надо полагать, был бы весьма изумлен, если бы при нем кто-нибудь высказал мысль, что к стихам, написанным для детей, мир его истинных переживаний может иметь хоть косвенное отношение.
"Настоящесть" детских стихов Маршака именно в том, что поэт обращает к ребенку весьма широкий круг своих истинных переживаний.
Это стало возможно по нескольким причинам. Важнейшая из них коренилась в особом строе души поэта. Но были и другие. В частности, огромную роль тут играло то, что Маршаку всегда было бесконечно чуждо представление о детстве как о "голубой и розовой", безмятежно счастливой поре в жизни человека. Мир ребенка для него - это мир бесконечно сложной и напряженной, неисчерпаемо богатой духовной жизни. Для Маршака детство - это самый трудный, самый ответственный этап в жизни человека, напряженный, исполненный подлинного драматизма. Он убежден, что личность человека, его духовное "я" начинается, завязывается именно там, в детстве... Вот почему Маршак никогда не сомневался в том, что большой мир его истинных переживаний может быть не только доступен, но и интересен, и - главное - нужен ребенку.
Примечания
1. К. Чуковский, От двух до пяти, Детгиз, М. 1936, стр. 280. ↑