"Юный художник", № 6, 1989. С. 25-27.

В. Механикова

Незабываемый мир Евгения Чарушина

Что заставляет человека останавливать взгляд на пролетающей птице, почему щемит сердце при крике журавля? Почему рыбки, а еще лучше собака - долгожданный подарок для ребенка? Объясняется все просто: человек любит животных. Любовь эта проявляется рано, и многие еще совсем несмышленые дети подсознательно ощущают "родство" с животными и испытывают необходимость общения с ними. Оно заключается в незлобивости, любопытстве к окружающему миру. Дети подмечают в зверятах много забавного, учатся опекать их. Взрослых же умиляет сходство детей и животных, особенно маленьких. И те и другие одинаково изобретательны в забавах, а главное, доверчивы и беззащитны, что вызывает естественную потребность их оберегать.

Дети и животные всю жизнь были в центре внимания ленинградского художника, писателя Евгения Ивановича Чарушина. Силы и помыслы, душевную доброту, замечательный талант отдавал он детям. Циклы иллюстраций к семидесяти книгам, из них тридцать к собственным рассказам, созданы за три десятилетия активного творчества. Несколько поколений будущих пап и мам выросли, знакомясь с животным миром по книжкам Чарушина. Знаменитые "Детки в клетке" С. Маршака и Е. Чарушина навсегда сделали их друзьями и тигренка, и полосатых лошадок, и длиннохвостого кенгуру. Образы медведя, волка, рыси, оленя, других многочисленных обитателей лесов вошли в сознание такими, какими их увидел и нарисовал художник. Забавный котенок, щенок Томка, Мишка, который после смерти матери "большим медведем стал", сопровождали их детство.

Откуда возникло необыкновенное знание, понимание зверя? Рассказывает сам Чарушин: "Я вятич - кировец, значит. Отец мой - художник, архитектор. Мать - "спец без диплома" - животновод и огородник. Условия жизни в провинции позволяли нам держать всякую живность". А вот что вспоминает известный художник-график Н. Костров, тоже вятич: "Рос Женя в семье немного провинциальной, немного старинной интеллигентной, в семье, где были идеалы, а нормой жизни были честность, доброта, дружба. Отец в душе художник-мечтатель: честный труженик, влюбленный в свою работу, добрый, отзывчивый, пример долга и ответственности. Мать строгая и требовательная, любила животных".

Маленький Женя в прямом смысле вырос среди "зверья". Наиболее памятными моментами детства он называл те, которые связаны с живностью. "Положив в лукошко только что вылупившихся цыплят, мать ставит их на теплую русскую печь "обсыхать". Цыплята копошатся, попискивают, а я лежу на печке и наблюдаю... Бобка - трехногий калека-пес - был моим закадычным другом". Именно тогда зародились в Чарушине две страсти - наблюдать животных и зарисовывать их. Тогда же укрепилось главное: бережно-нежное отношение к животным, обернувшееся в будущем творчестве особенной, чарушинской трогательностью образов, их эмоциональностью и привлекательностью.

"Переполненный до краев наблюдениями детства и охотничьими впечатлениями... я приучался с детства понимать животное - понимать его движения и мимику",- можно прочесть в его книжках. Наблюдать и понимать. Из этого и вырастает неповторимость творчества Чарушина. Его звери "чувствуют", имеют свой характер, норов. А герои его книг, дети и взрослые, единодушны в отношении к животным. Вот служительница зоопарка держит на руках боязливого шакаленка, гладит, говорит что-то, совсем как ребенку, приучает к человеческому голосу (рассказ "Птичье озеро"). Один медведь даже обиделся. Еще бы, ведь вылавливаемая им рыбина, которую он, сидя по горло в воде, надкусил и готовился проглотить, уносится течением ("Медведь-рыбак"). А какой нежностью наполнены несколько фраз о рысенке, которого автор принял в лесу за котенка: "Играет себе котеночек, схватил в рот соломинку, а сам упал на спинку и задними ногами соломинку кверху подбрасывает" ("Лесной котенок"). Перефразируя известное выражение, о рассказах Чарушина можно сказать: словам тесно - чувствам просторно.

Как начинался его творческий путь? В 1922 году он посещает народную студию художеств в родной Вятке, в том же году решает продолжить образование в Петрограде, где сразу проявляет нелюбовь к догмам. Начались годы напряженной, не всегда сытой, но веселой и счастливой студенческой жизни. А потом Чарушин пришел к В. Лебедеву. Здесь стоит обратиться к тому удивительному явлению художественной жизни конца 1920-х годов, имя которому - ленинградская школа детской книжной графики.

Детский отдел ленинградского издательства объединял тогда лучшие художественные силы, и результат не замедлил сказаться: книга для детей пережила период подъема и в короткий срок достигла вершин, которые и теперь еще не превзойдены. Поэты и писатели С. Маршак, К. Чуковский, Б. Житков, художники В. Конашевич, А. Пахомов, Н. Тырса, Ю. Васнецов, В. Курдов - вот тогдашнее окружение Чарушина. И бесспорный лидер этой группы - В. Лебедев - возглавлял художественную редакцию Детгиза.

В чем же суть новой детской книги? Прежде всего в органическом единстве иллюстраций и текста. Рисунок перестал быть подчиненным, второстепенным элементом. Лебедев призывал к тому, чтобы в книжках для самых маленьких именно иллюстрация раскрывала основную тему. Макет создавали, учитывая взаимосвязь всех элементов оформления, начиная со шрифта обложки. Книга должна существовать как единый художественный организм.

Приглядимся к любой из книжек Чарушина. Он отталкивается от натуры, по-художнически преобразуя ее; иными словами, через образ, характерное возвращается к ней снова. Творческая интуиция подсказывала ход работы, который не нарушает, а, наоборот, подчеркивает живую достоверность силуэта животных, их пластики. "Я хочу понять животное, передать его повадку, характер движения. Меня интересует его мех. Когда ребенок хочет пощупать моего зверенка - я рад. Мне хочется передать настроение животного, испуг, радость, сон и т. п. Все это надо наблюдать и почувствовать", - писал мастер.

Книга "Детки в клетке" (1935) - совершенное создание Маршака и Чарушина, один из шедевров ленинградского Детгиза. Вот обложка - ярко-оранжевая, солнечная, с белым рисованным шрифтом, а по ней, как по полю, бегут резвящиеся зверьки: взбрыкнувший задними ногами, играющий сам с собой зебренок; распластанный в беге козленок; головастый и неуклюжий волчонок; трогательно крохотный зайчишка с глазами-бусинками; детеныш-леопард с вопросительным взглядом. Надо сказать, что его животные удивительно смотрят, их взгляд не по-звериному осмыслен. Легко представляешь художника, рисующего в зоопарке; он не подменяет изучение психологии животного верно схваченной позой, движением. Вспомним, что он говорил о "настроении" зверя. Другие герои - мартышка Маго, маленький волчонок, рысенок с ушами-кисточками - тоже на редкость выразительны. Зверята не только играют, но живут; они - не забавные куклы, а существа из плоти и крови, меняется их настроение, на наших глазах формируется и проявляется характер.

Чарушин непревзойден в умении подчеркнуть отличительный признак животного, словом и рисунком создать колоритный образ. В зрелых произведениях большого мастера (первая его книжка выпущена в Детгизе в 1927 году) чувствуется уверенное владение рисунком, формой. По его собственным словам, он не любил академическое рисование. Чарушина не устраивала в нем излишняя логичность, принцип "так должно быть". Он любил форму живую, непосредственно наблюденную, предпочитал следовать натурной правде, подчас острохарактерной.

При всей общности взглядов, художники, группировавшиеся вокруг ленинградского Детгиза, обладали неодинаковыми творческими манерами. Чарушин тяготел к последовательно обобщенной форме в отличие, например, от Лебедева, который основывался на неожиданной, колоритной детали - тем сильнее контраст с точно найденным целым. По сравнению с Конашевичем и Васнецовым Чарушин - мастер монохромных, сближенных созвучий, его изображения не "сказочны", не утрирован и цвет. В противовес Лебедеву, он предпочитал мягкую тональную объединенность, работал по преимуществу пятном - словом, его манера на редкость живописна. Цветовые пятна прозрачны, взаимопроницаемы, переходят одно в другое, их границы не четки.

Чаще всего Чарушин работал в технике литографии, создавая сложнейшую игру линий и пятен на литографском камне. Им использованы едва ли не все фактурные и тональные возможности, которые эта техника предоставляет художнику. Он не стремится к нарочитому лаконизму графического языка, это возникает само собой. Иллюстрации соответствуют по духу тексту. Они, как и изложение, чуть-чуть шутливы; животные веселы, часто резвятся, находятся в хорошем расположении духа. Чарушин энергичен, последователен в своем воздействии на маленького читателя. Его книги лишены надоедливой назидательности и как раз поэтому по-настоящему поучительны.

Нельзя не сказать о его позднем творчестве. После войны как никогда стало ясно, какое это крупное явление - Чарушин. Единственный в своем роде писатель-анималист для самых маленьких, он соединил в себе дар литератора и художника. На деле показал, что быть художником книги - не значит ограничивать свои творческие возможности, замыкаться в рамках белого поля книжной страницы. Занялся монументальным искусством, исполнив стенные росписи для здания детского сада в родном Кирове. На рубеже 40-50-х годов новая сфера интересов - анималистическая скульптура из фарфора. Появились статуэтки "Куничка", "Олененок", "Кролик". И конечно, он не оставлял иллюстрирование книжек. Подчеркнем - на редкость живописных книжек! Мастер не пользовался еще так свободно цветом, не варьировал желтые, охристые, красные тона. Недаром признавался в одном из писем, что вовсе не отрицает живопись в детской иллюстрации. В 60-х годах, как последнее "прощай", появился цикл рисунков к книжке "Тюпа, Томка и сорока", изданной уже после смерти мастера...

Почему его искусство так современно сегодня? Не потому ли, что выражает добросердечие, сострадание к нашим братьям меньшим? Охрана природы стала одной из острейших проблем нашего времени. Кажется, нет уже ни одного серьезного писателя, ученого, не поставившего этот вопрос. Защита природы... От кого? Оказывается, от властелина всего живого - человека. От самих себя приходится защищать то, что дано изначально: леса и реки, животный мир, даже воздух. Речь идет о новой этике, понятии добра и зла в отношении природы. Но ее не может быть без экологической азбуки. А всякая азбука начинается с азов и входит в сознание в самые первые годы жизни человека. И первым проводником подобных знаний, представлений служат издания, увиденные и прочитанные в детстве. Книжкам Евгения Чарушина еще долго предстоит быть среди них.