Л. Кудрявцева Отрывок из главыРусская книжка-картинкаНашла у Валентина Ивановича Курдова в его воспоминаниях: "Рисование для маленького, чистого и честного человечка побуждало художников обращаться к самым глубинам природы искусства и, главное, освобождало от необходимости раздваиваться "для заработка" и "для себя". Курдов и его великие современники творили "для чистого человечка", в них самих живущего, - вот и ответ, почему Лебедев, Васнецов, Чарушин, Конашевич, а за ними, скажем, Владимир Сутеев, Вадим Гусев, Виктор Чижиков - сочиняли такие уникальные книги, названные "книжками-картинками". Владимир Васильевич Лебедев блестяще разработал сам принцип ансамблевости книжки-картинки. Их у него немало, и все они прославлены. Мне же хочется вместе с вами посмотреть как сделана книга не столь замеченная, - "О глупом мышонке" С. Маршака 1925 года. Общение с малышом начинается с обложки. Обложка как афиша, как вывеска - она сообщает о главном, о том, что будет внутри, приглашает туда зрителя и как бы заманивает его. На сине-голубом поле крупно выведены два имени, твёрдо подчеркнутые красной чертой. Это имена равноправных соавторов. Шрифт букв и рисунок тут в полном согласии. Красное "О" похоже на колесо или, скорее и неслучайно, на съедобный бублик. Остальные буквы белые, и мышонок белый, а хвостик жёлтый, серпиком. Перед мышонком соблазны на выбор - белая свечка, красная морковка, жёлтый мешочек с овсом, а в левом нижнем углу запятая-червячок в красную полосочку. Красное, белое, кое-где проглядывает чёрное, "держа" страницу. Скромный набор цветов, а сколько в них смысла, и все плоско положенные изображения твёрдо держатся на определённых им художником местах, а запятая-червячок облегчает желание перевернуть страницу. Милая интонация колыбельной: "Пела ночью мышка в норке..." Мама сулит капризуле лакомства: "...дам тебе я хлебной корки и огарочек свечи". Мышонок отвечает самым скверным образом - и голос-то у мамы "слишком тонок", и пищит-то она, - и вообще: "Ты мне няньку поищи". Предполагается, что текст ребёнку читают взрослые - он набран внизу страницы. А почти на весь лист, прямо на белом плоскими силуэтами - герои ночной беседы. Серенький мышонок лежит на вязаном розовом носочке с помпоном, добрая мама с протянутыми к сыночку лапками - напротив, и её хвост серпом замыкает композицию. (Художник был поставлен в жёсткие условия печати, ему были дозволены всего две литографских краски. Кажется, Лебедеву больше и не нужно. Так всё выразительно, самодостаточно.) Изображения - неотъемлемая часть белого листа. Потому как бы из белого рождается наряд мамы-мышки - белый кружевной воротник, фартук, да и вся фигурка. "А где же норка?" - спросит какой-нибудь маленький прагматик, чистая душа. "Она в твоём воображении, - мог бы ответить художник, - мысленно представь себе, вообрази". Лебедев 20-х годов увлечён изображением предмета без всяких декораций. Это достаточно трудный путь - существовать в условных формах искусства книги и быть интересным ребёнку. "Мы боролись за мастерство и чистоту искусства, - пояснял Лебедев, - мы боролись с литературщиной, мы хотели, чтобы изобразительное искусство было изобразительным, а не иллюстративным". Художник был убеждён, что познавательный рисунок (а без познавательности Лебедев не мыслил детскую книгу; это его кредо, ставшее непреложным для нашей детской книги на многие годы) должен обогащать представления ребёнка о мире и расширять его творческие возможности. Но ребёнок-читатель этой сказки очень мал. Потому художник ясен и прост, потому рисует всех "нянь" почти в размер листа. Так они и движутся друг за другом, крякая, квакая, хрюкая, мяукая. Силуэтные профильные "портреты", исполненные без натуральной навязчивости, как бы впаяны в лист. Что-то доброе и живое есть в этих условных и в то же время похожих на реальных животных. Лебедев "играет" с мышонком. Тот то мордочку задрал, то сжался, уменьшился - тётя Лошадь почти подавила его своей огромной пятнистой массой, а Щука свернулась в полукольцо, и мышонок оказался между сонной мордой и хвостом. Лишь тётю Кошку художник позволил себе одеть в нарядное платье - у неё, как известно, роль особая. И вот финал. Сколько слёз пролито в детстве над строчками: "Ищет глупого мышонка, а мышонка не видать"... Лебедевский лаконизм усиливает драму. Мама с воздетыми лапками и мордочкой и пустой розовый носочек с помпоном... Книжка-картинка сделала своё дело - показала всю бессмысленность просьб капризного мышонка и привела к финалу, разбередив чувства ребёнка (заодно показав ему разных животных). Одинокий носочек, жалкий огарочек, засохшая корка, пустое пространство -драма доведена до высшей точки. Маршак писал: "Лебедев никогда не был ни иллюстратором, ни украшателем книг. Наряду с литератором-поэтом или прозаиком он может с полным правом и основанием считаться их автором, столько своеобразия, тонкой наблюдательности и уверенного мастерства вносит он в каждую книгу". В 50-е годы Лебедев иначе услышал внутренний ритм стихов Маршака о глупом мышонке, к тому же в то время в детской книге требовалось жизнеподобие, это называлось "реализмом". Конструктивистский стиль двадцатых годов отрицался и был даже наказуем. Лебедев сделал новые иллюстрации к "Сказке о глупом мышонке" (1956), подчиняясь официальным требованиям времени - появились норка, голубая кроватка, жёлтая луна на небе, тучи, всё гуще закрывающие луну. Серая в яблоках усталая тётя Лошадь заняла почти целый разворот. Но Лебедев был рисовальщик из рисовальщиков! Он сумел вдохнуть теплоту и грусть в жизнеподобные композиции. Хотя, как заметил В.Н. Петров, биограф художника, "он не любил свою позднюю графику. Она казалась ему лишённой духа искания и новаторства". Исследователь так определил разницу между Лебедевым ранним и поздним: "Иллюстрация была любимым делом, а потом превратилась в официальную профессию". Каковы же принципы системы, которую Лебедев создал в 20-е годы в детской книжке-картинке? Их на основании исследования работ художника и его собственных высказываний сформулировал искусствовед Ю. Герчук: "Жёсткий отбор немногих выразительных деталей изображения, броскость цветных, плотно уложенных прямо на белую страницу силуэтов, живая ритмическая связь стиха и рисунка и единый чёткий ритм, проходящий через все развороты". Лебедев добивался "активного осознанного восприятия графики зрителем любого возраста". По словам самого мастера, он хотел, "чтобы ребёнок мог войти в работу художника, то есть понял бы, что было костяком рисунка и как шла его стройка". А для всего этого, замечал Лебедев, художник должен уметь переживать своё собственное детство. Лебедев рисовал с раннего детства (он родился и всю жизнь прожил в Санкт-Петербурге, в трудовой семье среднего достатка, так сказано в его казённой биографии). Рано почувствовал в себе художника и многое в этой профессии постигал сам. Этот утончённый интеллигент, рафинированный знаток изобразительного искусства, балета и спорта обладал "особым напряжённым восприятием мира" (В. Петров). Редкое художественное видение Лебедева дало немало открытий искусству книги. Художнику был дарован сильный и властный талант. Лебедев был независим и самостоятелен. От его работ исходит энергия творчества и художественной правды. Его практику назвали "школой Лебедева". Все осуществленное, все высказанное мастером было благодарно воспринято еще при его жизни художниками, искавшими себя в детской книге. В первую очередь, может быть, Евгением Чарушиным. |
|||
|