Главная > О Маршаке > Б. Галанов "С.Я. Маршак. Жизнь и творчество"


Б. Галанов

С.Я. Маршак
Жизнь и творчество

Забавно о серьезном

Для самого Маршака в 30-е годы было характерно стремление теснее сблизить свое творчество с современностью. Точность, конкретность художественного мышления всегда составляли неотъемлемые свойства Маршака-художника. Но точность, конкретность в изображении живых примет времени накапливалась постепенно, вырастая из повседневных наблюдений над действительностью. То было время первых пятилеток. Вместе с героями будущих своих книг писатели поднимались на леса новостроек. Они участвовали в корреспондентских рейдах в колхозы и на заводы. И перед детской литературой вставала задача показать реального творца пятилеток, показать результаты трудовых дел дружного рабочего коллектива. Однако для того чтобы увлекательно, по-новому рассказать читателю-ребенку о том новом, что совершалось вокруг, надо было самому непосредственно и ко всему этому прикоснуться. Любая попытка писать о современнике без знания современности таила в себе большую опасность. Так легче всего было впасть в декларативность, потерять связь с жизнью и с читателем.

Центральный Комитет партии в постановлении о мероприятиях по улучшению юношеской и детской печати (июль 1928 года) специально подчеркивал, что наиболее отрицательными сторонами детской книжки все еще являются неудовлетворительность освещения и прямой обход социальной темы. Тенденциозные вульгарные агитки, так же как и лубочные детские книжки в духе сытинских - а их пытались приспособить к новым условиям разные частные издатели, например Мириманов, - приносили один только вред. Сколько появлялось стихов и рассказцев, в которых дружный коллектив зайцев в пионерских косынках обращал в бегство хищного волка-индивидуалиста, а птицы, державшие в клювах красные банты, совершали революцию в своем птичьем царстве. Естественно, что после этого и самое слово "царство" навеки исчезало из птичьего языка. Авторы таких наспех перелицованных книжек без разбора тащили в литературу для детей всевозможную словесную шелуху, остатки того, что устарело в поэзии для взрослых.

Зато все в детских книжках оживало, становилось значительным, когда в них соединялись и знание жизни, и опыт, и наблюдательность. И все это выражалось в непосредственных, звонких, ритмичных стихах. Исходя из реальной практики социалистического строительства, Горький сформулировал важнейшую задачу советской литературы для детей. "Природе ребенка, - писал он в 1930 году, - свойственно стремление к яркому, необычайному. Необычайным и ярким у нас в Союзе является то новое, что создает революционная энергия рабочего класса. Вот на этом необходимо закреплять внимание детей, это должно быть главнейшим материалом их социального воспитания"1.

Задавшись целью создать стихи-плакаты с боевыми лозунгами социалистического соревнования, Маршак написал две книжки для маленьких читателей. Одна так и называлась "Доска соревнования". Другая, более сложная, - "Война с Днепром". В них Маршак прямо обращался к изображению того нового, что создавалось в нашей стране революционной энергией рабочего класса. Однако книжку "Доска соревнования", которая появилась незадолго до "Войны с Днепром", еще нельзя назвать удачей на этом пути. Стремясь приблизить идею соревнования к детскому конкретному мышлению, автор говорил о тех условных значках - эмблемах почета или порицания, которыми отмечались успехи и неудачи соревнующихся заводских цехов и бригад. Но эти символические значки - самолет, автомобиль, паровоз и, наконец, черепаха - так и остались в стихах символами, и книжка прошла мимо читателя, не взволновав его по-настоящему.

В поисках плакатного языка, предельно точного, прямого и ничем не прикрашенного, Маршак впал в излишний прозаизм, в чуждую ему декларативность. Вот как сказано об одном из ударных цехов:

...Прогнал он лень,
Прогул
И брак,
Работает
Всерьез.
Ему дают
Почетный знак -
Бегущий паровоз.

Правда, в конце этой главки, в изображении мчащегося полным ходом паровоза, мы узнаем манеру Маршака, который так умел и любил передавать движение:

А если спросишь:
- Почему
Бегущий паровоз? -
Тебе ответят:
- Потому
Бегущий паровоз,
Что паровоз,
Пары клубя,
Пуская дым
Трубой,
Несет
Вперед
И сам себя
И поезд за собой.

Но в целом трудная производственная тема еще не нашла в этой книжке образного воплощения. Стихи остались иллюстративными. Ожили, наполнились поэтическим содержанием эмблемы соревнования, но самая идея соревнования все-таки не получила поэтического выражения.

Чтобы понять, в чем тут дело, вспомним письма детей, адресованные Горькому. В статье об этих письмах Маршак говорил, что непосредственное общение с читателем помогает автору найти правильный тон для детской книжки. В самом деле, в требовании одного из юных корреспондентов Горького, чтобы для него написали рассказ "о хищном и дерзком звере тигре", отразились конкретность и живая образность, свойственные мышлению ребенка. Тигр из письма деревенского мальчика совсем не похож на то "выцветшее", по выражению Маршака, "научно-популярное" животное, которое рыскало по страницам детских книг и журналов. Писатель, если он хочет найти путь к сердцу и уму ребенка, должен обращаться прежде всего к его воображению, чуждому всякой отвлеченности. А стихотворение "Доска соревнования" грешило именно абстрактностью. И не случайно, конечно, Маршак впоследствии ни разу не переиздавал его. Из всего стихотворения он сохранил одну-единственную главку о паровозе. Превратившись в загадку, она осталась жить на страницах детских сборников Маршака:

Кто, на бегу пары клубя,
Пуская дым
Трубой,
Несет вперед
И сам себя.
Да и меня с тобой?

Книжке "Доска соревнования" недоставало конкретности, теплоты, живости наблюдений - всего того, чем богата маленькая поэма-сказка "Война с Днепром".

В этой новой книжке уже нет и следов той умозрительности, которая неизбежно ведет к схеме. Живое воображение сочетается здесь с поэтической памятью. Картины могучей строительной техники, показанной в действии, в работе, изображение стремительно падающей с вершины воды - все это было навеяно живыми, непосредственными впечатлениями.

Вот экскаватор
Паровой.
Он роет землю
Головой.
И тучей
Носится за ним
Огонь,
И пар,
И пыль,
И дым.

В первых же двух строчках поэмы есть та пословичность, которая всегда радует у Маршака. Да и вся эта строфа в целом афористически сжато выражает самую суть Днепростроя. Тут раскрываются смысл и значение развернувшихся на Днепре работ и в то же время как бы дается музыкальный ключ ко всему повествованию.

Человек сказал Днепру:
- Я стеной тебя запру.
Ты
С вершины
Будешь
Прыгать,
Ты
Машины
Будешь
Двигать!

Гневно возражает человеку Днепр:

- Нет, - ответила вода, -
Ни за что и никогда!

А дальше в том энергичном ритме, который так соответствует выражению воли и стремительности действия, дается прямой, без всяких "служебных", пояснительных строк, переход к следующему эпизоду - сражению человека с Днепром:

И вот в реке поставлена
Железная стена.

И вот реке объявлена
Война,
           война,
                      война!

Уже по этим начальным строчкам поэмы видно, с помощью каких художественных средств Маршак добивался сочетания серьезного и забавного, "забавного" в горьковском толковании слова, то есть умения весело и занятно, на живом, точном, близком ребенку языке говорить с ним о важном, значительном. Конечно, в стихах о кругосветном путешествии почтового письма или о приключениях рассеянного с улицы Бассейной добиться "забавности" было неизмеримо легче. Герои этих книжек сами будто просились в сказку, в игру. Но и поэму о Днепрогэсе Маршак тоже построил на сказочном приеме - на противоборстве двух могущественных сил: стихии, наделенной чертами живого существа, и человека. В его книжке постоянно переплетаются чисто сказочные черты с реалистическими, бытовыми, по которым нетрудно догадаться, что автор и сам все это видел. В своей поэме он открывал детям новый, величавый и заманчивый мир. А широкая картина переклички двух соревнующихся днепровских берегов давала ребенку куда более наглядное и конкретное представление о соревновании, чем описание символических эмблем и значков:

На Днепре сигнал горит -

Левый берег говорит:
- Заготовили бетона
Триста тридцать три вагона,
Девятьсот кубов земли
На платформах увезли.
Просим вашего
Отчета:
Как у вас
Идет работа?

За Днепром сигнал горит -
Правый берег говорит...

Книжка "Война с Днепром" была значительным вкладом в поэзию для детей. Прославляя полезный, разумный труд человека, Маршак уже прямо связывал усилия дружного, сплоченного рабочего коллектива с задачами социалистического строительства. Готовясь зажечь над страной "солнце Запорожья", герой Маршака ждет, что еще привольнее, еще богаче углем, сталью, рожью станет наш родной край. Сказочная форма не помешала живо почувствовать дыхание времени, не превратила в некую символическую абстракцию борьбу человека с природой. Реальный смысл этой борьбы отчетливо раскрывается детям.

И другие произведения 30-х годов, уже точно прикрепленные ко времени, обретают его неповторимые черты. Вот, например, две книжки Маршака о детских играх - "Наш отряд" и "Мы - военные". Тут в детских играх легко узнать конкретные приметы эпохи - героического времени закладки новых городов, завершения первых великих строек пятилетки, челюскинской эпопеи, незабываемых перелетов через Северный полюс. А в ребятах, которые увлеченно играют в любимых героев и в их подвиги, сооружая из стульев и табуретов парашютные вышки, дома, самолеты, можно угадать черты человека 60-70-х годов, завтрашний день нашей родины:

Взгляните-ка
На малого,
Похожего
На Чкалова,
А может быть -
На Громова,
Всем гражданам
Знакомого!
Сейчас машину он ведет
По гладкому паркету,
А поведет свой самолет
На ближнюю планету.

И плечистого парня со значком ГТО на груди из популярного "Рассказа о неизвестном герое" уже трудно представить вне времени, воспитавшего этого юношу советским героем. Самый замысел баллады - показать готовность нашей молодежи к подвигу - раскрывается в первых же строках. Пожарные, фотографы, милиция безуспешно разыскивают по всей Москве неизвестного двадцатилетнего героя, спасшего из огня маленькую девочку. Ведь таким героем мог оказаться и молодой рабочий, и студент, и воин Советской Армии, - одним словом, любой советский юноша:

Многие парни
Плечисты и крепки,
Многие носят
Футболки и кепки.
Много в столице
Таких же значков -
Каждый
К труду - обороне
Готов!

Правда, некоторые критики упрекали Маршака за то, что, стремясь к обобщению, он лишил своего героя не только имени, но даже лица. Думается, однако, что такой упрек малообоснован. Имя свое герой поэмы утаил сам, и в этом особое достоинство его скромного подвига. А то, что он похож на многих своих сверстников, - не случайность: самая идея книги заключается в том, что тысячи наших юношей на месте героя баллады оказались бы такими же героями. Он - тот "неизвестный солдат" нашего времени, который характеризует всю армию. Обобщенность не лишила его образ живых и убедительных подробностей. Парень не просто

Тенью мелькнул
За вагонным стеклом,
Кепкой махнул
И пропал за углом, -

нет, прежде чем он скроется за углом, читатель успевает пережить с героем книжки каждое мгновение опасности, каждое его движение по узкому карнизу на многоэтажной высоте с ребенком на руках. "Шаг. Остановка. Другой. Остановка". Смертельный путь от окна до балкона парень проходит как будто гимнаст, который выполняет рискованный номер под дробь барабана. Разве этого поступка мало для того, чтобы маленький читатель мог надолго запомнить героя баллады! Правда, сравнивая оба "Пожара", нельзя не заметить, что "Рассказ о неизвестном герое" оказался произведением для ребят постарше.

Книга отлично выполняет свою прямую педагогическую задачу. Но добиться такого же непосредственного проникновения рассказа в обиход детей, в их игры, как проник, например, "Пожар" № 1, Маршаку тут не удалось.

И все же значение таких стихов для детской поэзии 30-х годов трудно переоценить. В свое время озорные сказки Чуковского с их быстрыми песенными ритмами, близкими к частушке и прибаутке, к звонкой детской считалке, открыли новые возможности перед детской поэзией. Но они не всегда точно были прикреплены ко времени, а кроме того, тут еще были достаточно сильны пародийно-иронические элементы, которые часто задавали тон повествованию. В этом смысле поэзия Маршака как бы сделала следующий шаг. Вот почему "Пожар" и "Почта" оказали сильное и непосредственное воздействие на молодых писателей Д. Хармса, Ю. Владимирова, А. Введенского, объединившихся в начале 30-х годов вокруг детского отдела Госиздата. То же можно сказать о следующем поколении детских писателей, которые брали за образец не только поэзию Маяковского, но и поэзию Маршака, не раз сверяли с его лучшими страницами собственные стихи.

Следы учебы у старших мастеров видны в ранних книжках Агнии Барто, видны в книжках Сергея Михалкова. Описывая людей разных, интересных для ребят профессий, Михалков вслед за Маршаком охотно разрабатывал жанр сюжетной, реалистической баллады, причем даже отдельные интонации здесь еще очень близки к маршаковским.

В "Рассказе о неизвестном герое" у Маршака говорится:

Ищут пожарные,
Ищет милиция,
Ищут фотографы
В нашей столице...

У Михалкова в балладе об отважном бойце-пограничнике Петрове:

Пишут колхозники
И пограничники,
Пишут из школы
Ребята-отличники...

Но учеба у Маршака помогала молодым поэтам быстрее овладеть мастерством, определить собственную творческую индивидуальность, свой самостоятельный путь в детской поэзии. А критические статьи и заметки Маршака, с которыми он часто продолжал выступать в печати, напоминали им, что детская литература настойчивее, чем всякая другая, требует подлинного материала, вынесенного из жизни. Именно такие произведения, основанные на подлинном знании и талантливом воображении, сам Маршак стремился подбирать для альманахов и сборников "Советские ребята", "Костер", затевавшихся по его инициативе в начале 30-х годов. В старых книжках романтика часто была ненастоящая, фальшивая. Их герой, говорил однажды Маршак, сидел на нарисованной лошади, сжимая в руках бутафорское оружие, а в том же "Костре первом", где самые разные вещи были объединены одной темой: "Видали ли вы настоящего героя революции?" - и конь, и оружие, и подвиги были настоящие. Сборники такого типа не обходили социальную проблематику, а уже прямо черпали из нее сюжеты и образы.

Одновременно с обращением к темам советской жизни Маршак пристальнее, внимательнее приглядывался к процессам, происходящим за рубежами нашей страны, в капиталистическом обществе. И это было естественно для художника, который почти все свое творчество посвятил детям и не мог не думать с тревогой о фашистской угрозе, нависшей над миром.

Сатирические, разоблачительные стихи, начиная с 30-х годов, все чаще встречаются у Маршака. А материал Для них Доставляла сама капиталистическая действительность, породившая безумную и жестокую идеологию расизма.

Вспомните самодовольного и самоуверенного мистера Твистера, не пожелавшего считаться с обычаями нашей страны.

До этого стихотворения мы знали веселый талант Маршака, любили и ценили его жизнеутверждающий юмор. Не случайно в глазах читателей Маршак всегда оставался добрым другом, поэтом, чьи произведения утверждали красоту трудовой жизни, учили постигать пользу многих ремесел, уважать свободный, честный труд и людей труда. И самый стих Маршака, звонкий и радостный, отлично служил этой задаче. Вслед за Горьким поэт с полным правом мог сказать о себе: "Я, очевидно, создан природой для охоты за хорошим и положительным, . а не отрицательным".

"Мистер Твистер" для многих заново открыл талант Маршака-сатирика. Первым после Маяковского Маршак дал в этой стихотворной повести превосходный образец острого памфлета для маленьких. Но в этом не было противоречия с его жизнеутверждающим даром. Напротив, быть может, именно в сатире еще сильнее раскрывался жизнелюбивый талант поэта.

История о том, как некий миллионер, решив предпринять путешествие в Советский Союз, не захотел жить в номере гостиницы по соседству с чернокожим и потому остался совсем без крова, могла стать поводом для хлесткой заметки, могла дать материал газетному фельетонисту. Под пером Маршака она превратилась в объект политической сатиры, в злую насмешку над теми, кто заражен расистскими предрассудками, сумасбродными идеями национального превосходства. Факт почти немыслимый в старой литературе для детей, привыкшей оперировать лишь самыми отвлеченными, вневременными понятиями добра и зла, а не выхваченными прямо из жизни примерами.

Поэма написана легким, разговорным языком. Маршак охотно играет словом, ритмом, придавая тем самым своему рассказу насмешливый, дразнящий оттенок. Так построена, например, повторяющаяся, как припев, характеристика Твистера:

Мистер
Твистер,
Бывший министр,
Мистер
Твистер,
Делец и банкир,
Владелец заводов,
Газет, пароходов,
Решил на досуге
Объехать мир.

На такой же игре построено и начало поэмы, пародирующее крикливые и назойливые рекламы чисто американского пошиба:

Есть
За границей
Контора
Кука.
Если
Вас
Одолеет
Скука
И вы захотите
Увидеть мир -
Остров Таити,
Париж и Памир, -

Кук
Для вас
В одну минуту
На корабле
Приготовит каюту,
Или прикажет
Подать самолет,
Или верблюда
За вами
Пришлет,
Даст вам
Комнату
В лучшем отеле,
Теплую ванну
И завтрак в постели.

В этих забавных строчках, где даже географические названия прозвучали как веселые считалочные слова, нетрудно, конечно, узнать ритм и стиль детской считалки. И действительно, под пером Маршака считалка превратилась в большую поэму. Но беглые и легкие стихи, предназначенные будто бы только для передачи быстрого действия, движения, у Маршака вдруг зазвучали по-новому, часто приобретая несвойственную им серьезную интонацию. Вот Твистер подкатил к гостинице "Англетер". Церемонный швейцар в сюртуке с галунами, сверкающие зеркала, узорные ковры - все великолепие гостиницы должно вызвать у нас ощущение торжественности обстановки. Тем комичнее происшествие, которое здесь разыгрывается:

Вниз
По ступеням
Большими
Прыжками
Мчится
Приезжий
В широкой панаме,
Следом -
Старуха
В дорожных очках,
Следом -
Девица
С мартышкой в руках...
Сели в машину
Сердитые янки.
Хвост прищемили
Своей обезьянке.

И как бы в противовес этой кутерьме описано появление негра, который спокойно, с достоинством спускается по лестнице навстречу разъяренному семейству Твистера:

Шел
Чернокожий
Громадного
Роста
Сверху,
Из номера
Сто девяносто.

Черной
Рукою
Касаясь
Перил,
Шел он
Спокойно
И трубку
Курил.

Интонация тут уже не шутливая, не считалочная, а серьезная и очень уважительная. Вспомним другой эпизод. Очутившись неожиданно для себя в положении американского негра, которому запрещен вход в отель, спесивый мистер Твистер, уже порастерявший свой апломб, засыпает на пороге советской гостиницы. Ему снится удивительный сон. Не только в Ленинграде, даже в родной Америке перед ним закрываются все двери. Его не пускают в собственный дом-особняк у зеленого скверика:

Старый слуга
Отпирает
Подъезд.
- Нет, - говорит он, -
В Америке
Мест!

Здесь беглый, легкий стих тоже обретает новое для себя звучание, подсказанное серьезностью самой темы.

В поэме Маршака почти нигде прямо не говорится о дружбе народов, но вся она проникнута благородными идеями интернационализма. Этим и определяется ее внутренний лирический подтекст, который дети хорошо ощущают. И опять-таки очень удачно, на одном веселом примере, доступном даже для самых маленьких, раскрывается суть капиталистической системы, показана глубочайшая разница между нашим и буржуазным строем жизни:

- Что же мне делать?
Я очень устала! -
Мистеру
Твистеру
Дочь прошептала. -
Если ночлега
Нигде не найдем,
Может быть,
Купишь
Какой-нибудь
Дом?

- Купишь! -
Отец
Отвечает,
Вздыхая: -
Ты не в Чикаго,
Моя дорогая.
Дом над Невою
Купить бы я рад...
Да не захочет
Продать Ленинград!

Интересно, что в текст "Мистера Твистера", если сравнить самые первые его издания с последующими, Маршак внес свыше трех десятков различных поправок. Вообще у Маршака почти нет таких произведений, к которым он не возвращался бы по нескольку раз, не переделывал, не переписывал заново целые страницы и строфы, заботясь о том, чтобы яснее выразился идейный смысл книжки, ее мораль, чтобы, читая веселые сказки и песенки, ребенок отчетливей почувствовал силу и красоту родной речи. В этом смысле работа Маршака над "Мистером Твистером" поучительна. Почти каждое новое издание этой маленькой сатирической поэмы чем-нибудь отличалось от предыдущих. Иногда дело касалось частностей. Например, глагол "гремит" - "гремит океан за высокой кормой" - уместнее в данном случае, чем глагол "журчит" - "журчит океан за высокой кормой". Издеваясь над Твистером, который даже путешествовал с ванной, гостиной, фонтаном и садом, Маршак писал, что для Твистера и океан журчит. Это предел комфорта. Однако привычный в отношении ручейка и в данном случае иронический в отношении океана глагол был не совсем понятен детям. Иронический его смысл мог оценить только взрослый человек. Тут, как рассказывал однажды Маршак, неизбежно вступало в силу самоограничение, которое в той или иной мере знакомо каждому автору, пишущему для детей. Строка "Вот, оценив Петропавловский шпиль" лучше, чем первоначальная строка "Вот, оглядев Петропавловский шпиль", потому что делец и банкир Твистер привык не столько "оглядывать" все окружающее, сколько "оценивать" его. Строки:

Пенятся волны, и мчится вперед
Многоэтажный дворец-пароход,

которых нет в первых изданиях, сильнее подчеркивают контраст с описанием того, другого парохода, на котором пересекают океан в поисках заработка негры и малайцы:

Негров,
Малайцев
И прочий народ
В море качает
Другой пароход.

Неграм,
Малайцам
Мокро и жарко.
Брызжет волна,
И чадит кочегарка.

Но есть и другие, более существенные исправления. В издании 1933 года после строк "Решил на досуге объехать мир" шла, например, строфа:

Решил
Прокатить
Жену и дочь.
Согласна жена,
И дочь
Не прочь.

Эти информационные, "проходные" и уже в силу этого вялые строки Маршак заменил новыми, в которых слышится живой голос наследницы миллионера:

- Отлично! -
Воскликнула
Дочь его Сюзи: -
Давай побываем
В Советском Союзе!

Прямая речь, интонация живого человеческого голоса придают здесь стихам ту свободу и непринужденность, которые так ценит юный читатель. Но Маршак не ограничивается простой заменой строф. Он рисует сумасбродный характер самой Сюзи, описывая ее спор с отцом, который сначала пытается урезонить дочь, отговорить ее от путешествия в Ленинград:

- Мой друг, у тебя удивительный вкус, -
Сказал ей отец за обедом. -
Зачем тебе ехать в Советский Союз?
Поедем к датчанам и шведам.
Поедем в Неаполь, поедем в Багдад! -
Но дочка сказала: - Хочу в Ленинград! -
А то, чего требует дочка,
Должно быть исполнено. Точка.

Наконец, в самых последних изданиях книги добавилась еще одна строфа, важная не только для характеристики Сюзи, но и дающая понятие о том, как наивно представляют себе нашу страну различные "мистеры твистеры". Пребывание в Ленинграде рисуется дочке бывшего министра в стиле "развесистой клюквы":

Я буду питаться
Зернистой икрой,
Живую ловить осетрину,
Кататься на тройке
Над Волгой-рекой
И бегать в колхоз
По малину!

Таким образом, от издания к изданию безыменная сначала дочка Твистера обретала вместе с именем и типические, характерные черты. И хотя теперь о Сюзи в книжке тоже говорится совсем немного, но по этим немногим строкам мы уже легко представляем себе заносчивую, взбалмошную и по-американски эксцентричную дочку Твистера.

Скажем еще о тех исправлениях, которые непосредственно касались сюжета книжки. Маршак, например, исключил рассказ о том, как строгий швейцар гостиницы "Англетер" убеждал швейцаров других ленинградских гостиниц не принимать Твистера; исключил не потому только, что этот эпизод замедлял энергичное и стремительное развитие действия, а потому, что он оказался ниже, мельче общего замысла книжки, вносил в нее элементы анекдота, где все заранее подстроено. А у этой сатирической поэмы есть свое очень глубокое, социально острое содержание. И Маршак всячески заботился о том, чтобы ребята уловили серьезный смысл забавно рассказанной истории. Вот почему, снимая эпизод, который несколько приглушал остроту происходящего конфликта, Маршак ввел в заключительные главки новый эпизод и новых действующих лиц - двух маленьких негритят, которым веселый чистильщик сапог, служащий в гостинице, объясняет, почему важному Твистеру пришлось провести ночь в коридоре:

Очень гордится
Он белою кожей -
Вот и почует
На стуле в прихожей!

В остроумной сказке для маленьких и больших "Акула, гиена и волк", высмеивающей фашистскую ось Берлин - Рим - Токио, Маршак продолжил сатирическую, разоблачительную линию своего творчества. И характерно, что даже в такой серьезной по теме вещи поэт не отказался от своего оружия - каламбура, игры слов.

Аллегорические фигуры трех хищников олицетворяют тут три фашистских государства, тайком решивших поделить между собой "землю, и синее море, и воздух небес голубой". И вот гиена принялась разбойничать в Ливии и Абиссинии, волк обагрил свои клыки "кровью распоротой Вены", а злодейка акула даже дерзнула напасть на соседа кита:

Сожру половину кита я,
И буду, наверно, сыта я.

В новой своей политической сказке Маршак не добился такой же действенности сюжета, как в "Мистере Твистере". Но сатирические характеристики всех трех фашистских живодеров отличаются настоящим мастерством. А заключительные строфы стихотворения содержали прямое предостережение врагам мира и свободы. Здесь Маршак впервые сформулировал мысль, которая потом на долгие годы определила внутренний пафос его поэзии:

Все то, что живет во вселенной,
И то, что готовится жить,
Не может добычей гиены
И волчьей добычей служить.

Пускай создают договоры
И делят разбойники власть, -
Не могут убийцы и воры
У мира свободу украсть.

В последний предвоенный год Маршак написал небольшую поэму "Хороший день". Это стихи об одном памятном выходном дне, который маленький мальчик провел вместе с отцом. Но это еще и стихи о Москве, о нашей родине, о счастливом детстве, о крепкой дружбе двух мужчин - сына и отца. Сын чувствует себя в обществе отца взрослым, а отцу радостно вновь пережить в обществе сына один из дней детства.

Поэма Маршака о прогулке ребенка по городу, так же как в свое время книжка Маяковского "Гуляем", оказалась очень емкой. Немногими, по-маршаковски точными словами здесь сказано о многом. И, как лучшие книжки Маршака, она искрится добрым, светлым юмором. Ребенку кажется все удивительным в этом мире: и поездка под Москвой в метро, и прогулка по зоопарку, и голубое небо, и открытое окошко троллейбуса, из которого "вся Садовая видна". И все это полно той радостью, которую испытывает человек в раннем детстве:

Голубое,
Голубое,
Голубое
В этот день
Было небо над Москвою,
А в садах цвела сирень.

Это настоящая лирическая поэзия, сохраняющая в то же время детскую точку зрения на мир, или, как говорил Алексей Толстой, "детскую манеру восприятия"- веселого и сердечного, непосредственного и озорного.

Что за радость взрослому человеку целый день кататься по городу в трамвае? А для героя Маяковского в стихотворении "Кем быть?" это самое большое удовольствие. Взрослый пьет в киоске газированную воду, не испытывая поэтических чувств, пьет просто для того, чтобы утолить жажду. А юный герой Маршака переживает это событие, как настоящий праздник:

Из серебряного крана
С шумом
Брызнуло ситро.
Мне досталось
Полстакана,
А хотелось бы
Ведро!

А сколько неожиданного, необычного можно увидеть за один только час, гуляя по зоопарку:

Сторожа
Давали свеклу
Двум
Задумчивым
Слонам.
А в бассейне
Что-то мокло.
Это был гиппопотам!

Дыхание чистой лирики свободно и непринужденно врывается теперь в стихи для детей. И думается - это не случайно совпало с началом работы Маршака над "Лирической тетрадью". Лирика стала все глубже проникать в его сказки, песни, загадки.

В ранних своих произведениях Маршак был куда более сдержан и лаконичен. Лирическое начало хоть и ощущается в них, но не больше, чем в народных песенках, сопровождающих игру, вроде "Гори, гори ясно, чтобы не погасло..."

Таким же веселым "заклинанием" звучат стихи Маршака о радуге, о ветре:

Дуйте,
Дуйте,
Ветры,
В поле,
Чтобы
Мельницы
Мололи,
Чтобы
Завтра
Из муки
Испекли нам
Пирожки!

Фраза Маяковского "ищем речи точной и нагой" стала лозунгом целого поколения поэтов. И у Маршака забота о конкретности, вещественности, деловитости стиха приобретала характер своеобразного протеста против "мокрой лирики" предреволюционных детских стихов, против слащавости и псевдолиризма, которые Маяковский окрестил ироническим словечком "мелехлюндии". Но в поисках нагой, точной речи, где главную роль играют глаголы и существительные, у Маршака были свои достижения и свои слабости. Что может быть экономнее и лаконичнее "Багажа"? Тут строки, излагающие самое существо дела, доведены почти до протокольной сжатости: "Дама сдавала в багаж", "Выдали даме на станции четыре зеленых квитанции" и т. д. Но эта краткость ничуть не противоречит поэтичности, композиционной стройности, динамике книжки-игры. Это целый спектакль, положенный на разные голоса. А вот в сказке "Как рубанок сделал рубанок" чрезмерный лаконизм привел к излишней сухости, сузил возможности автора.

Рядом с такими стихами "Лирическая тетрадь" была еще немыслима. А теперь Маршак бесконечно расширил свои изобразительные средства, прямо обратившись к пейзажной лирике, к изображению движений души, не боясь вольного выражения чувств в стихах для детей. Постепенно он как бы сам себе давал все большую свободу, сохраняя в то же время строгую дисциплину стиха, четкость композиционного плана.

При этом Маршак иногда даже создавал совсем новые самостоятельные варианты известных своих стихов, предоставляя читателю самому выбирать те, которые ему больше по вкусу.

Такова, например, "Радуга". Ранняя - немногословная, стремительная; более поздняя - просторная, лирическая, открывающая перед читателем в полукруге радуги, как пушкинское лукоморье, бесконечную даль, но сохранившая в неприкосновенности фантастическую концовку мальчишеского катания на радуге-дуге:

Блещет радуга-дуга.
Сквозь нее видны луга.
А за самым дальним лугом -
Поле, вспаханное плугом.

А за полем сквозь туман -
Только море-океан,
Только море голубое
С белой пеною прибоя.

Став просторнее, изображение не сделалось приблизительным; став лиричнее, стихи не утратили шутливости. Тот юмор без лирики, который характерен для рассказов о детях, публиковавшихся в "Галчонке", был неприятен потому, что от него веяло холодом, пустотой, равнодушием. А юмор Маршака всегда согрет глубокой сердечностью. Посмотрите, как органично соединяется веселый, задорный маршаковский ритм с тонким, сосредоточенным лирическим чувством в "Хорошем дне" или, например, в стихотворении "Друзья-товарищи":

День стоял веселый
Раннею весной.
Шли мы после школы -
Я да ты со мной.

Куртки нараспашку,
Шапки набекрень, -
Шли куда попало
В первый теплый день.

Шли куда попало -
Просто наугад,
Прямо и направо,
А потом назад.

А потом обратно,
А потом кругом,
А потом вприпрыжку,
А потом бегом.

Лирическим чувством овеяно такое деловое, можно сказать - вещественное стихотворение, как "Праздник леса":

Что мы сажаем,
Сажая
Леса?
Легкие крылья -
Лететь в небеса.
Стол, за которым
Ты будешь писать.
Ручку,
Линейку,
Пенал
И тетрадь...

Что мы сажаем,
Сажая
Леса?
Лист,
На который
Ложится роса,
Свежесть лесную,
И влагу,
И тень -
Вот что сажаем
В сегодняшний день.

Такие строки не только помогают ребенку увидеть в малом большое - рядом со школьной тетрадкой мощные крылья самолета, - но и живо ощутить прохладу дремучего бора, запах разогретой смолы, свежесть росистой лесной поляны.

Стихотворение "Хороший день" в какой-то степени стало итогом всего предвоенного творчества Маршака. В нем соединились и важнейшие мотивы его творчества, и столь характерные для Маршака интонации стихотворной речи. Тут, может быть, отчетливее, чем в других предвоенных стихах Маршака, видно, что главным содержанием его поэзии была поэзия советского детства.



Примечания

1. М. Горький Собр. соч. в тридцати томах, т. 25. М., Гослитиздат, 1953, стр. 175.  ↑ 


<<

Содержание

>>

При использовании материалов обязательна
активная ссылка на сайт http://s-marshak.ru/
Яндекс.Метрика