С. Маршак

Воспитание словом

Заметки и воспоминания

Три юбилея

1

Передо мною лежит сборник с зеленым веночком на серой обложке и с заголовком, напечатанным зеленой и красной краской:

Венок
на
памятник Пушкину

В этом сборнике обстоятельно и высокопарно рассказывается о празднествах, которые происходили в дни открытия пушкинского памятника в Москве. Это было в 1880 году.

Более поздние пушкинские торжества я и сам помню, как очевидец.

Людям моего поколения довелось быть свидетелями двух столетних юбилеев Пушкина: столетия со дня его рождения (1899 год) и столетия со дня его смерти (1937 год).

Между этими датами уложилась большая часть нашей жизни.

2

26 мая 1899 года - через несколько дней после роспуска гимназистов на летние каникулы - нам приказано было явиться в актовый зал гимназии.

За окнами, в городском саду, было уже зелено. Зелеными ветками были увиты портреты царя, царицы и Пушкина на стенах актового зала.

Нам было жарко в наших тесных мундирчиках с высокими воротниками.

Жарко было, должно быть, и нашему учителю словесности, которому после панихиды пришлось говорить длинную речь о Пушкине. Учитель этот, по прозвищу Сапожник, предстал на сей раз перед нами в полной парадной форме, даже при шпаге (шпагу эту мы видели у Сапожника впервые и с любопытством ее разглядывали).

До сих пор помню несколько фраз из речи Сапожника на пушкинском юбилее:

"...Пушкин справедливо считается у нас отечественным гением...

...Он обладал священным даром пробуждать своей лирой добрые чувства...

...Талант Пушкина есть олицетворение русского духа..."

Среди своей речи Сапожник вдруг запнулся и замолчал, будто забыл, что хотел сказать дальше.

Кто-то в дальних рядах громко фыркнул.

Тут директор гимназии, косоглазый старичок, привстал с кресла и погрозил задним рядам гимназистов крючковатым пальцем.

Директор тоже был в этот день в парадном мундире, со шпагой на боку.

3

Так чествовали Пушкина почти во всех гимназиях. Преподаватели русского языка и словесности произносили речи, не отличавшиеся обычно ни оригинальностью, ни глубиной мысли, а после этих речей гимназисты торжественно или торопливо читали стихи.

Восьмиклассники басили:

Борис! Борис! Все пред тобой трепещет!

Третьеклассники трещали:

Тятя, тятя, наши сети
Притащили мертвеца!

Гимназистки, сложив на переднике руки коробочкой, нежно и робко декламировали:

Я к вам пишу - чего же боле?
Что я могу еще сказать?..

Почти так же, как и казенные гимназии, праздновала пушкинский юбилей вся казенная царская Россия.

Вместо подлинного портрета Пушкина нам подсовывали какую-то унылую лакированную олеографию. Правда о жизни поэта до нас почти не доходила, как не доходили и целые строфы или даже главы из его поэм, приглаженных цензурой.

Чиновники-цензоры и чиновники-преподаватели делали все от них зависящее для того, чтобы превратить Пушкина в некоего отвлеченного, увенчанного казенными лаврами классика. Этот классик был представлен в школьных хрестоматиях главным образом отрывками из поэм и стихами о временах года.

Чудесные пушкинские строчки о природе ("Гонимы вешними лучами..." или "Зима. Крестьянин, торжествуя..."), выдернутые из "Евгения Онегина" и бесконечно повторяемые в классе равнодушными, монотонными и скучными голосами, становились в детстве до того привычными, что в пору зрелости нам стоило большого труда прочитать их как бы заново, поставить на свое место, вернуть им первоначальную смелость, сложность и глубину.

С каким удивлением узнавали мы впоследствии, что стихи "Гонимы вешними лучами..." - это вовсе не описание, не "картина природы", как говорили нам наши словесники, а первая строфа великолепного лирического отступления из седьмой главы "Онегина", неразрывно связанная с последующими строфами, полными "тяжелого умиленья", раздумий, горьких и счастливых воспоминаний.

Для нас эти стихи из хрестоматийного отдела "Весна" идиллически и мирно кончались словами:

Стада шумят, и соловей
Уж пел в безмолвии ночей.

Нам и в голову не приходило, что эти строчки вовсе не конец, а начало, что они ведут за собой целую бурю чувств и страстей.

Но даже и тогда, когда мы узнавали эту главу целиком, постигая всю ее сложность и прелесть, на первой строфе, затверженной нами в младших классах гимназии, все еще оставался налет "хрестоматийного глянца", который мешал нам почувствовать ее по-настоящему.

Биографию Пушкина излагали так, что у легковерного человека могло создаться представление, будто поэт неизменно пользовался милостями и просвещенным покровительством Николая I.

Выступая с речью о "личности Пушкина" на собрании Общества любителей российской словесности 7 июня 1880 года, известнейший "генерал от грамматики" Яков Грот¹ говорил следующее:

"...своенравный гений поэта увлекал его иногда к созданиям, бывшим в резком противоречии с общественными условиями, посреди которых он жил, и над головою его собралась грозная туча. К счастью, она не сделалась для него гибельною: удаление его из Петербурга было чрезвычайно плодотворно и для поэзии его, и для нравственного перерождения..."²

Так рассуждал о ссылке Пушкина почтенный академик, ревнитель чистоты языка, один из деятельных членов комитета по сооружению памятника А.С. Пушкину...

4

В сборнике "Венок на памятник Пушкину" много любопытного материала. Но, пожалуй, самое достопримечательное в нем - это краткие сообщения о том, как чествовала память поэта в провинции.

"Псков. По случаю открытия памятника А.С. Пушкину, псковская городская дума, 19-го мая, постановила передать в кафедральный собор 200 р., чтоб на проценты с этого капитала каждый год, 26-го мая, было поминовение души поэта. Потом предводитель дворянства Псковской губернии открыл подписку на ежегодное поминовение души поэта в Святогорском монастыре..."

"Царское Село. 6-го июня, в 10 час. утра, в Царскосельской мужской гимназии, в присутствии наставников и воспитанников, отслужена была панихида по А.С. Пушкине. Перед панихидою законоучитель гимназии сказал речь: а) об отношении искусства вообще и поэзии в частности к религии и б) о значении и силе молитвы за умерших. Хор гимназистов и наставников исполнил церковное пение с чувством и вкусом..."

"Орел... В Орле это событие праздновалось в стенах Александровского женского института; кроме того, офицеры 9-го корпуса, квартирующие в Орле, отслужили в местном кафедральном Петропавловском соборе заупокойную обедню и панихиду по А.С. Пушкине; вечером корпусный командир пригласил офицеров к себе в Ботанической сад (где он квартирует), и там играл оркестр военной музыки".

5

Изображая пышную церемонию открытия памятника, составитель сборника или некий его безымянный сотрудник с упоением рассказывает о публичном заседании "высочайше утвержденного комитета", которое происходило в зале Московской городской думы.

Кроме членов комитета, некоторых высокопоставленных лиц и ближайших членов семьи покойного А.С. Пушкина, "в зале... на нескольких рядах стульев разместились приглашенные лица обоего пола из именитых обывателей первопрестольной столицы".

А где же был народ? Народ, в сущности, к чествованию памяти народного поэта никакого отношения не имел.

Об этом откровенно говорится на страницах сборника в скромной цитате из газеты "Тверской вестник":

"Одно лишь печалит нас на пушкинском празднике, - это тот факт, что великого русского народного поэта не знает русский народ, для громадного большинства которого не только изящная поэзия, но и простая грамотность - еще великая роскошь..."

Эти слова совершенно справедливы. Миллионы людей, населявших Российскую империю, Пушкина не знали. Не только где-нибудь на глухих и диких окраинах государства, но и в самой Москве можно было найти множество еще не просвещенных грамотой людей, для которых имя Пушкина звучало так же, как тысячи других имен.

Счастье знать и любить Пушкина еще не было завоевано русским народом.

Правда, и тогда существовало немало людей, которым был дорог каждый пушкинский стих, каждая строка пушкинской прозы. Этих настоящих ценителей Пушкина можно было встретить и среди университетских профессоров, и среди самоучек, затерянных в глубокой провинции. Люди, посвятившие свою жизнь революции, брали с собой томик Пушкина, отправляясь в дальнюю ссылку, или просили родных прислать его в тюремную камеру. Но поэзия Пушкина не была еще народным достоянием.

6

И вот наконец пришло оно - то время, когда Пушкин стал поэтом своего народа и всех народов нашего Союза.

К пушкинским дням готовятся всюду - в столицах, на новостройках и на дальних зимовках, в университетах и колхозных клубах, в Пушкинском доме Академии наук и в армии.

Пушкина перевели чуть ли не на все языки, на которых говорят люди нашей страны.

Прочтите стихи школьников, посвященные памяти Пушкина, посмотрите на их рисунки - и вы увидите, что значит Пушкин для наших детей.

Вот отрывки из стихотворения одиннадцатилетней школьницы. Это - о временах ссылки Пушкина.

Вьюга воет за окошком,
Поднимая белый снег.
Замела она дорожки, -
Не проедет человек...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Колокольчик ближе, ближе.
Брякнув нежным бубенцом,
Кони стали перед снежным,
Покосившимся крыльцом.

Гость выходит из кибитки.
Вихрем кто-то на крыльцо -
И знакомая улыбка,
И знакомое лицо.

После долгих дней разлуки
Пущин друга не забыл
И заглохшую усадьбу
Александра посетил.

Незаметно день проходит
За беседой и вином,
И рекою льются речи
О лицее, о былом...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Ну, пора!" И оба вышли
На морозное крыльцо.
Снег по воздуху носился
И колол лицо.

Стихи эти, конечно, детские, в самом точном смысле этого слова. В них чувствуется и неопытность, и законная наивность возраста, но сравните их со стихами, которые посвящали Пушкину во времена его дореволюционных юбилеев взрослые и даже маститые поэты.

Вот что писал престарелый и прославленный Аполлон Майков:

Русь сбирали и скрепляли
И ковали броню ей
Всех чинов и званий люди
Под рукой ее царей.

Люди божьи, проникая
В глушь и дикие места,
В дух народный насаждали
Образ чистого Христа.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пушкин! Ты в своих созданьях
Первый нам самим открыл,
Что таится в духе русском
Глубины и свежих сил!

Во всемирном Пантеоне
Твой уже воздвигся лик;
Уж тебя честит и славит
Всяк народ и всяк язык...³

Судите сами, кто ближе к Пушкину: признанный в свое время чуть ли не прямым наследником Пушкина Аполлон Майков или маленькая современница нашей великой эпохи?

1937

Примечания

Три юбилея. - Впервые в газете "Правда", 1937, № 39, 9 февраля.

1. Грот Яков Кириллович (1812-1893) - русский филолог, автор литературоведческих трудов и исследований в области русской грамматики и лексикологии. В истории русской орфографии большое значение имел труд Я. Грота "Русское правописание" (1885), установивший нормы русского правописания. Правописание "по Гроту" сохранялось до орфографической реформы 1918 г. Я. Гроту принадлежит книга "Пушкин, его лицейские товарищи и наставники" (1887, 2 изд. - 1899).  ↑ 

2. См. сб. "Венок на памятник Пушкину", СПб. 1880, стр. 236.  ↑ 

3. Там же, стр. 302.  ↑