С. Маршак

Воспитание словом

Мир в картинах

О большой литературе для маленьких

"Вдруг раздались чьи-то шаги"

Помню, я читал как-то своему пятилетнему сыну самый мирный и спокойный рассказ.

Но едва только я дошел до фразы "Вдруг раздались чьи-то шаги", он поднялся с места и решительно заявил:

- Дальше не надо читать!

- Почему, голубчик?

- Это очень, очень страшно!..

- Да ты послушай! Тут ровно ничего страшного нет и не будет, поверь мне!

Но убедить мальчика дослушать рассказ до конца так и не удалось.

Самые обычные для нас, взрослых, слова - "вдруг", "раздались", "чьи-то", "шаги" - звучали для него с такой первозданной силой, на какую вряд ли рассчитывал автор невинного рассказа.

А сколько раз в наше время случалось мне наблюдать, как дети, сидя перед экраном телевизора, из предосторожности закрывают глаза и затыкают уши и только изредка украдкой подглядывают и подслушивают, все ли на экране благополучно и можно ли наконец широко открыть глаза и опустить руки, зажимающие оба уха.

Это не малодушие, не трусость. Те же самые ребята, которые с такой опаской смотрят на экран телевизора или кино, бесстрашно взбираются на самую верхушку высокого дерева, не боятся погладить свирепую цепную собаку.

Но, глядя на этих маленьких смельчаков, не следует забывать, что они все же дети, чуткие, восприимчивые, впечатлительные. Потому-то они так усиленно защищаются от впечатлений, которые могут ранить их душу, - отказываются дослушатъ до конца сказку или досмотреть картину, если дело идет к печальной или страшной развязке.

А ведь именно эти свойства, в большой мере присущие ребенку, - острая впечатлительность, чуткость к слову, живое воображение - и есть то, что мы так ценим в читателях. Не ощущая силы каждого слова, нельзя по-настоящему почувствовать всю прелесть и значительность пушкинских стихов.

Вот почему так радостно писать книги для читателя, которого поражают давно ставшие для нас обычными слова ""вдруг", "раздались", "чьи-то", "шаги"...



Прежде чем я начал сочинять сказки и стихи для детей, я много лет писал для взрослых - лирические стихи, сатиры, эпиграммы, очерки, статьи. Мне и в голову не приходило, что я могу когда-нибудь стать детским писателем. К литературе, специально предназначенной для маленьких, к раскрашенным детским книжкам и слащаво-назидательным журналам предреволюционных лет я относился насмешливо и презрительно.

Еще в детстве мне казались скучными и вялыми хрестоматийные стихи о природе - такие, как "Золото, золото падает с неба!" или "Травка зеленеет, солнышко блестит...".

Несравненно более поэтичными казались мне нигде не напечатанные строки стихов, которые мы произносили громко, нараспев, играя в горелки, - "Гори, гори ясно, чтобы не погасло! Глянь на небо, птички летят, колокольчики звенят...".

Лучшими стихами о природе было для нас обращение к дождю:

Дождик, дождик, перестань!
Мы поедем в Аристань

Богу молиться,
Христу поклониться.

Я, убога сирота,
Отворяю ворота

Ключиком-замочком,
Шелковым платочком!..

Эти строчки пленяли нас не своим прямым значением (мы даже не слишком вникали в их смысл), а причудливым сочетанием необычных и таинственных слов. Поистине магическим казался нам этот "ключик-замочек", которым мы отпирали какие-то чудесные "ворота", - должно быть, ворота радуги.

Но, пожалуй, более всего увлекал нас бодрый, дразнящий ритм этих стихов, как нельзя более соответствующий звонкому детскому голосу и детской подвижности.

Разве могли соперничать с такими задорными стишками тягучие хрестоматийные строчки:

Золото, золото падает с неба!
Дети кричат и бегут за дождем...
- Полноте, дети, его мы сберем...
                                                          и т. д.

Богатый детский фольклор, накопленный и проверенный в продолжение столетий народом, донесли до нас не хрестоматии, а наши детские игры.

Произнося веселые игровые заклинания, приказывая огню гореть, дождю - перестать или припустить сильней, улитке - высунуть рога, а божьей коровке - улететь на небо, мы как бы впервые чувствовали свою власть над природой. Недаром глагол во всех этих обращениях к огню, дождю, улитке, божьей коровке неизменно ставится в повелительном наклонении: "гори!", "перестань!", "припусти!", "высунь!", "улети!".

Правда, лучшие дореволюционные хрестоматии, составленные талантливыми и передовыми педагогами, почерпнули из детского фольклора такие совершенные его образцы, как бессмертная "Репка", "Колобок", сказки о животных. Но даже самые смелые из составителей хрестоматий не решились бы предложить детям игровую считалку, дразнилку или перевертыш. Им показались бы неуместными стишки о дожде, об улитке или такая веселая песенка, как, например: "Бим-бом, тили-бом! Загорелся кошкин дом".

Фальшивые подделки долго заслоняли подлинно детскую поэзию, созданную гением народа и выражающую настоящие, живые детские чувства.

Рано - еще до поступления в школу - открылась мне (как и многим моим сверстникам) поэтическая прелесть пушкинских сказок. Как известно, они не предназначались для детей, но по своему четкому ритму, по быстрой смене картин и событий они оказались гораздо более "детскими", чем стихи в хрестоматиях или в книжках, специально изданных для ребят. В них нет долгих описаний. Всего несколькими словами изображаются в сказке небо, море, пустынный остров, выходящие из морской пены тридцать три богатыря, лебедь, плывущая по лону вод... Как в детских песенках-заклинаниях, обращенных к силам природы, в этих сказках глаголы и существительные преобладают над прилагательными и наречиями. Это придает сказке действенность, которая так необходима ее нетерпеливым слушателям или читателям - детям.

А главное, что делает сказки Пушкина детскими, заключается в том, что и автор, и читатель в равной мере желают победы добрых сил над злыми и одинаково радуются счастливому концу сказки.



Но только ли сюжетная поэзия доступна детям?

Конечно, они читают ее с большей охотой, чем лирику. Но мне трудно припомнить, когда в каком возрасте я полюбил стихи Лермонтова "Белеет парус одинокий". Кажется, будто я знал их всегда, всю жизнь.

А каким неожиданным подарком было для меня стихотворение Тютчева "Люблю грозу в начале мая". Помню, нам задали выучить его дома наизусть, и я отнесся к нему сперва с тем же недоверием, что и к другим хрестоматийным стихам о природе. Но с первой же строфы я почувствовал, сколько в них энергии и движения, так захватили меня эти стихи своей звучностью, силой и свежестью, что я много раз читал и перечитывал их, совершенно позабыв о том, что они заданы на урок. Я уже тогда ясно ощутил, как гармонично построено каждое четверостишие, как согласовано и соразмерено оно с дыханием.

После этого я не пропускал ни одного стихотворения, под которым стояла подпись Тютчева.

Так было и со стихами Некрасова. Впрочем, Некрасова любил и часто читал нам вслух отец.

Однако ни у моих родителей, ни у старшего брата не было времени руководить чтением младших, и я рано начал читать без разбора все, что только попадало мне в руки, - и детские книги, и "взрослые". С увлечением, но далеко не все понимая, читал я в 11-12 лет пожелтевшие страницы случайно попавших мне в руки французских романов - вперемежку с приключениями "Капитана Сорви-голова" Луи Буссенара1, "Всадником без головы" Майн Рида2 и "Мучениками науки" Рубакина3.

Как и все ребята, я жадно глотал повести, полные самых необычных приключений. В сущности, они заменяли нам кино, которого тогда еще не было. До сих пор я могу пересказать в самых общих чертах многие из этих книг, большей частью переводных. Но по-настоящему, во всех подробностях запечатлелись у меня в памяти образы и эпизоды, созданные подлинными художниками. Так, например, я почти дословно запомнил на всю жизнь главу из "Героя нашего времени" - "Максим Максимыч".

Мне кажется, будто я сам присутствовал при встрече Максима Максимыча с Печориным и был до слез огорчен холодностью, с какой Печорин отнесся к своему старому верному другу. Я так ждал их новой встречи, все еще надеясь, что Печорин, на которого я смотрел влюбленными глазами Максима Максимыча, вспомнит прошлое и скажет хоть на прощанье несколько добрых слов обиженному сослуживцу и товарищу.

Четкая память о том, что и как я читал в детстве и в юности, очень пригодилась мне в ту пору, когда я стал писать книги для детей.

Думаю, что память детства насущно нужна всем людям, имеющим дело с детьми, - педагогам, врачам, авторам и редакторам книг для юных читателей...

1962



Примечания

"Вдруг раздались чьи-то шаги". - Впервые в "Литературной газете", 1962. № 132, 3 ноября.

Статья представляет собой законченный отрывок из рукописи <Дом, увенчанный глобусом>, работа над которой не была завершена С.Я. Маршаком (см. Приложение к наст. т.).

1. Буссенар Луи-Анри (1847-1910) - французский писатель. Автор остросюжетных романов, насыщенных географическим и естественно-историческим материалом ("Через Австралию. Десять миллионов Красного Опоссума" - 1879, "Путешествие парижского гамена вокруг света" - 1880, "Десять тысяч лет среди льдов" - 1890, "Капитан Сорвиголова" - 1901 и др.).  ↑ 

2. Романы Томаса Майн Рида (1818-1883): "Охотники за скальпами" (3 тт., 1851), "Квартеронка" (3 тт., 1856), "Мароны" (1862), "Всадник без головы" (2 тт., 1866) и др. - сделали его одним из самых любимых детских авторов.  ↑ 

3. Рубакин Николай Александрович (1862-1946) - русский библиограф и писатель, популяризатор научных знаний. Его научно-популярные очерки по истории естествознания и географии входили в круг детского чтения. С.Я. Маршак, видимо, имеет в виду его книгу "Рассказы о подвигах человеческого ума, или О чудесах науки".  ↑ 


<<

Содержание

>>

При использовании материалов обязательна
активная ссылка на сайт http://s-marshak.ru/

Яндекс.Метрика